Когда ты была
во мне точкой … дочка
Рассказы женщин
совершивших аборт
ББК 86.372
К-57
Составлено по «Кровавой книге», выпущенной
по благословению
Высокопреосвященнейшего Сергия, архиепископа Самарского и Сызранского
издательством газеты «Благовест» г. Самара в 2001 году
(автор-составитель Ольга Ларькина).
Когда ты была во мне точкой... дочка. — Рязань: «Зёрна-Слово», 2010.- 176 с.
Книга - почтой: www.zyorna.ru
тел. 8-(4912)-76-44-18
© Издательство «Зёрна», 2006 г. ISBN 978-5-903138-57-9
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
И СЕРДЦЕ ОМЫЛОСЬ СЛЕЗАМИ
Нерожденная Оленька
«Благодетельница»
Письмо батюшке
Ожесточение сердец
Незаживающая рана
Богатырь Степушка
В душе была тихая радость
Нравственная казнь
Бычья кровь
А эту и два села не отмолят
Наша кровавая книга
Осуждается... Материнство?
По приговору врачей
Покаянное письмо
Анализ
Не участвуйте в делах тьмы
«Я тоже причастна...»
Спасенные из огня
Где сын твой?
Нераскаянная душенька
И сердце омылось слезами
Отрава
Баба Рая
Голуби молятся о младенцах
Крестик в подарок
Надо молиться за них
«Я просила у Бога сына...»
Не губите!
Горе соблазняющим
Светлые головушки
Тайное крещение
Молю о прощении
За что ты меня казнишь?
«Я очень хотела ребенка...»
Молитва врача
Чудесное видение
Господь защищает младенцев
Пусть он увидит солнце!
НЕ УЧАСТВУЙТЕ В ДЕЛАХ ТЬМЫ
Скрытое убийство
...Губит и самую душу его
«Пламенные младенцы»
Под защитой Государя
Слово пастыря
ПОКАЯНИЕ
МОЛИТВЫ ОБ УБИЕННЫХ ВО ЧРЕВЕ ЧАДАХ
Молитва матери к Милосердному Господу
о младенцах, умерших во утробе
Молитва покаянная за аборты
Молитва беременной женщины, отягощенной детьми и искушаемой мыслью об аборте
Молитва Пресвятой Богородице о несовершении
абортов
Акафист покаянный жен, загубивших младенцев
во утробе своей
Молитва 1
Молитва 2
Молитва 3
Покаянная песнь
ПОМЯННИК
ПРЕДИСЛОВИЕ
О грехе аборта написано немало книг. Умных, порой горестных, с научными выкладками и страшными цифрами... Эта книга уникальна тем, что основу ее составляют покаянные письма женщин, в окаменении сердец погубивших во чреве собственных детей. Или — рассказанные журналистами подлинные истории грехопадения.
Страницы этой книги истекают кровью. Кровью наших нерожденных детей — тех, кому, быть может, Господь судил стать великими подвижниками и молитвенниками, или нести врачующее исцеление больным в госпиталях и больницах, или наставлять на доброе в школах тех счастливцев, которым их матери позволили появиться на свет Божий. Эти рассказы попытка воззвать хотя бы к тем кто еще способен услышать такую простую заповедь Бо-жию — не убий.
Дай-то Бог, чтобы хоть кто-то услышал голос совести — глас Божий, хоть кто-то, оплакав в покаянии собственные грехи, решился сделать все для спасения нерожденных младенцев. Тогда — не напрасен наш труд. И малые дети придут в нашу вымирающую страну и наполнят ее звонким смехом и тихой молитвой, наполнят щедро изливаемой Бо-жией благодатью.
И хотя невозможно человеку исправить столь великое зло, как убиение нерожденного младенца, но пока мы живы, есть еще возможность принести покаяние и слезно молить Господа о даровании благой участи отправленным нами в темную юдоль, чадам. Вот почему мы поместили в конце книги покаянный акафист жен, загубивших своих чад, и молитвы.
Составитель
И сердце омылось слезами
(рассказы женщин)
НЕРОЖДЕННАЯ ОЛЕНЬКА
Жизнь свою заполняем всем, что только под руку попадется. Разборчивые в еде и одежде, мы порой так неразборчивы в средствах, которые избираем, чтобы достигнуть временного своего телесного покоя... Душа чернеет от осознания своего греха. Да ведь сама я, сама! — просила у Бога семью, детей...
Было мне уже 27 лет. Институт за плечами, работа интересная, друзья, а нет ощущения полноты жизни. Пришло понимание простой истины — женщина только в семье, в детях раскрывает свое предназначение.
Училась я тогда в Ростове-на-Дону на профессиональных курсах. Как-то поехали мы на экскурсию в Новочеркасск. В программе было и посещение храма. Заходила как в музей, а вошла — как на небо взошла: люди молятся, свечи горят... Я эту жизнь тогда не знала. Отыскала знакомую икону Николая Чудотворца (у меня отец был Николай), встала рядом. Свеча горит в руке, поставить некуда: нет пустого места на подсвечнике. Не зная ни одной молитвы, я стала молиться душой и слезами. Всю горечь своего женского одиночества излила перед святым образом. Я просила святителя Николая изменить мою жизнь, чтобы дал мне Бог мужа любимого и любящего, детей, семью, дом, чтобы не жила я одна-одинешенька, не катилась по миру как перекати-поле. И хоть я только просила, не умея благодарить за все, что уже дал мне
Господь, даже такая молитва стала для меня очищением души.
Вошла в автобус, а там все места уже заняты, кроме одного, рядом с незнакомым мужчиной. Разговорились... Он и познакомил меня вскоре с моим будущим мужем.
Жить бы и радоваться — родилась у нас доченька. Только квартиры у нас пока не было. И хотя посылал нам Господь деток, мы, озабоченные квартирным вопросом, отвергали безценный дар Божий. Четыре аборта я сделала, и один из них —двойня. Одну родила, пятерых загубила!
Это теперь я ужасаюсь, а тогда нам с мужем казалось, что все у нас в порядке. То ли душа окаменела, то ли власть мира сего взяла верх над нами. И лишь одну потерю по Божьей милости я оплакала еще в роддоме, сожалея о содеянном.
Было это 5 июля 1984 года. Все помню: и стоптанные сандалии, и белую сорочку — одеяние грешников в больнице, и как стояли мы вдоль стенки, слушая жуткие вопли тех, кто добровольно привел уже дитя свое на Голгофу. А ведь есть у аборта миг, когда криком исходит душа, — хоть ты губы в кровь кусай, хоть кричи и маму зови на помощь, — в этот миг нет мысли, только сгусток боли. И чувство это — та же смерть. Кажется, что вся жизнь твоя сейчас на тонкой ниточке. А это — миг вечной разлуки матери с ее неродившимся ребенком. И только ужас в голове и одна мысль: скорее бы все кончилось!
Скоро все и кончилось. Во мне казнили моего ребенка, а он так хотел жить! Мое тело стало лобным местом, плахой, местом смерти. Господь создал нас, женщин, храмом для чуда рождения жизни, а мы превратили тело свое в адскую мясорубку.
...После «экзекуции» вошла в палату — светлую, чистую, солнцем залитую. Я осталась совсем одна, и показалось, что это — навсегда. Осознав, что сделала непоправимое, я разрыдалась. Теперь уже я искренне жалела, что не оставила ребеночка. Я ощутила вселенскую потерю в себе, и ничего уже нельзя было изменить!
Это уже — как землю бросают на гроб. Но не будет на земле того места, где найдет приют тело моего ребенка, куда прийти бы с покаянием, поплакать. И нет покоя душе загубленного младенца, как не досталось ласки материнской, света Божьего. И будет он, твой первенец или просто лишний, навеки сирота. Мы давно привыкли задвигать подальше свою совесть в угоду общественному мнению: «Что скажет Марья Алексевна?!» Суда людского боимся — не Божьего! Но вечным сиротством убиенного чада навсегда пронзится и душа матери независимо от того, понимает ли она это или нет. А если осознает и покается? Милостив Господь к нам, грешным!
Вот и меня Господь не оставил, не пригвоздил мою душу за смертный грех, а пожалел за мое раскаяние и даже утешил. Откуда-то пришло ко мне имя: Ольга. Не голос сказал, а будто надо мной и во мне разлилось это слово. И поняла я, что убила дочкину сестренку. Это была моя навсегда неродившаяся дочь Оленька, которую я даже не видела, на руках не держала, не кормила, не дала ей света Божьего увидеть! Господи, прости меня, окаянную!
Открыл Господь мне имя загубленного мной ребенка, и я теперь молюсь за нее дома. Но почему именно Ольга? Мы бы сами так не назвали, у нас в роду другие имена. По святцам ли — впереди, 24-го июля, день святой равноапостольной Ольги, в крещении Елены, или потому что два имени — мое, Елена, и пришедшее мне от Бога Ольга, незримо связаны — только вот оно, это имя, в памяти и в самом сердце. Имя моей доченьки... Тайна сия от Бога.
...На другой день меня выписали. Я купила торт и ромашки. Дома меня ждала маленькая дочь Настя — в этот день ей исполнилось четыре года. Вчера я убила ее сестру, а сегодня везу ей торт и цветы. Только нет в душе праздника, на сердце кошки скребут. И я чувствую свою безмерную вину перед этим маленьким сокровищем за то, что у нее никогда не будет сестренки. Быть может, это главная моя потеря в жизни... Сколько же таких потерь у всего человечества!
Смотрю теперь на икону Вифлеемских Младенцев-мучеников, и кажется, что мои это дети впереди стоят, а в центре — моя Оленька. Прости меня, доченька моя, прости, научи покаянию. Ты, и неродившаяся, мудрее меня, живущей, ищущей свет во тьме грехов своих.
Прошу ваших молитв обо мне.
Елена, г. Самара
«БЛАГОДЕТЕЛЬНИЦА»
В своей жизни я встречала много добрых, сердечных людей. Одним из таких «благодетелей» надолго стала для меня и Наталья Николаевна.
Мы почти не были знакомы, но, узнав о моей «проблеме» она утешила:
— Все это поправимо! Не можешь идти на аборт по месту жительства — понятно, зачем тебе «светиться». Приходи, я тебе дам направление в областную больницу. И не переживай ни о чем...
Дала мне карточку с домашним адресом и телефоном.
В назначенный день я приехала к ней — и получила направление, притом с уже вписанными будто бы сданными анализами. От принесенной коробки конфет врач отказалась наотрез:
—Своих деток корми! У меня и так всего вдоволь...
Когда «проблема» возникла снова, я уже не мучилась вопросом, что же мне делать. Набрала знакомый номер и вновь услышала приветливое:
— Помогу — о чем речь!
Наталья Николаевна встретила меня в домашнем халате.
— Подожди, я переоденусь, — она предложила мне присесть у журнального столика с дымящимся кофейником и двумя чашечками.
Выйдя из спальни уже в красивом модном платье, она пожаловалась:
— Беда с этим протезом. Только и следи, чтобы ровно лежал на теле.
' И рассказала, что не так давно перенесла ампутацию груди. Возникла опухоль — и пока она из доброкачественной не перешла в неизлечимую степень рака, пришлось отнять грудь. Так что пышный бюст — не более, чем муляж...
Понадобились многие годы, чтобы мне, уже понявшей всю непоправимую тяжесть греха чадоу-бийства, вспомнился тот давний «визит» к Наталье Николаевне. И с ужасающей ясностью открылось: да ведь ее, врача-гинеколога, отнявшую жизнь у множества нерожденных детей, Господь лишил груди — символа материнства. Грудью вскармливаются младенцы...
Как же перевернулось все в наших душах, что мы благодетелями считаем палачей! И с умилением вспоминаем добрых тетенек, «выручивших» нас, посодействовав в убийстве собственных детей...
Ольга, г. Самара
ПИСЬМО БАТЮШКЕ
...Жили мы, помню, в Юнгородке — на рабочей окраине Самары. Как-то утром иду с завода после третьей смены, вижу — у домоуправления народ толпится, люди что-то рассматривают. Подошла и я. Смотрю — лежит голенький ребеночек, мертвенький, кожица местами слезла, сам мальчик весь синий... Говорят, утром машина очищала канализацию и вдруг «зачихала». Рабочий поднял шланг — висит ребенок! Головку в шланг засосало, а тельце не пролезло.
Сколько лет прошло, а я до сих пор помню этого мальчика: глазки закрыты, губки бантиком, носик аккуратненький — в жизни красавец был бы! Бабы его жалели, приговаривая:
— Что за дура — вовремя аборт не сделала! Дотянула, родила — и убила ведь уж человека!
Другая возразила:
Аборт-то ведь тоже грех!
Дак не доводи до двенадцати недель, как он шевелиться начнет, — избавляйся раньше!
Вот при такой «школе жизни» я жила — и впитывала в себя все «умные» советы... Убивала равнодушно, не чувствуя за собой вины. Те редкие семьи, где рожали много, считали — вроде они с простинкой. Куда нищету плодят? Подумали бы... Мгла царила в наших очерствелых сердцах.
Спираль — этой новизны в мою молодость еще не было, а вот уж в отделе молодые наши сотрудницы не скрывая открыто говорили, что поставили себе спираль. Хвалились — надежная. Уверены были, что уж это-то не грех...
А до каких грехов доходили мы — и вспомнить страшно. Лежала я на очередном аборте. Соседка по койке рассказала, что ее дочка сейчас у мамы в деревне.
— Когда я ее родила, то сон увидела, будто при кормлении вихрь вырвал ее у меня из рук и унес...
И похвастала:
— Мы теперь с мужем приладились — так удобно, никаких абортов делать не надо, по врачам ходить. Шесть месяцев я ношу, потом включаю приемник погромче, сама себе открываю роды и под шум рожаю...
— Как же ты здесь оказалась?
— По глупости... Муж сильно потянул ребенка за ножку — оторвал, испугался, что я умру, вызвал «скорую». Когда приехали, я уж родила, но они настояли, увезли...
Геройски рассказывала, мол, не раз уж так делала, от четырех или пяти, мол, сама избавилась.
...Прошло года два — три. Встретилась мне на улице беременная женщина и ведет за ручку малыша, еще плохо шагающего мальчика. Я узнала в ней ту самую соседку по койке. Разговорились, и она мне поведала:
— Тогда я пришла из больницы, а дома на столе телеграмма из деревни. Дочка умерла скоропостижно.*:. Схоронили — и я дала Богу зарок, что двоих рожу подряд.
Больше я ее не встречала. Не знаю, как жила она дальше, после выполнения зарока. Двоих подряд родила, а потом?.. Дай-то Бог, вразумилась бы.
А я-то грешная! Что только над собой не вытворяла, лишь бы не родить. Как стемнеет, ношу ведра с водой в худую кадушку, с крыши сарая прыгала; в бане нажгусь-напарюсь (учили бабы) и такое зелье выпью, аж оглохну! — ан нет, без больницы не обходилось. Самой вытравить не удалось — иду к врачам...
На самый первый аборт решилась, когда дочка в четыре месяца стала грудь выплевывать. Проверилась я — беременная. В больницах тогда про медаборты не слышно было, но всегда можно было тайком, «по договоренности», сделать. Вот и я договорилась в Отрадном. Медсестра сделала, что могла, и ушла, наказав:
— Ходи, ходи, быстрее вылетит!
Хозяйка снаружи дом на замок закрыла, я одна. Хожу, как велено. Глянула в зеркало — синяя! Думаю, все: видно, внесла она мне заражение. Корчилась одна, не смела позвать на помощь — тогда строго было. Наутро надо было ехать домой. Кое-как добралась на вокзал. Ступеньки у поезда высокие, народу! — а у меня адские схватки. Но мне освободили место на скамье. Скрючилась и еду... Домой уже не шла — ползла по обочине, оставляя красные следы. В ночь поднялся жар. Вызвали «скорую» и увезли в больницу. Утром положили меня на кресло, сделали чистку. Ругали меня врачи на чем свет стоит! И поделом...
Но вскоре аборты разрешили делать, уже в ноябре 1955 года можно было смело идти в больницу... Хоть и считали нас грязными абортницами, держали в отдельных палатах и к «чистым» строго-настрого запрещали заходить.
Годы прошли, и слава Богу, слушая Ваши, дорогой мой батюшка, наставления — истину святую — осознала я свою огромную греховность, вину вовек непоправимую.
Простите, что уж очень подробно-то я все описала. Да разве мыслимо на исповеди вот так все излить?
Отче честный, помолитесь за меня окаянную Господу, да простит он меня, великую грешницу, а деточек моих неповинных, мною загубленных, да изведет из мрака и причтет к младенцам-мученикам, от Ирода убиенным...
Антонина, г. Самара
ОЖЕСТОЧЕНИЕ СЕРДЕЦ
В коридоре женской консультации одна из дверей ведет в «операционную». На самом деле это абортарий, потому что большинство операций, которые здесь производятся, это мини-аборты. Абортарий в обычной женской консультации одного из районов города Самары, операции каждую среду и пятницу, начиная с 1992 года.
Раньше, чтобы сделать аборт, надо было получить в консультации направление в стационар и провести несколько дней на больничной койке.
Теперь же все предельно упростилось. Чтобы убить собственное дитя, женщина с маленьким сроком беременности сдает анализы, приходит в консультацию к девяти утра, а в 12 утра — «налегке» — уходит домой. Сама «процедура» занимает около десяти минут. По месту жительства эту операцию делают безплатно.
От самой мысли о том, что мне придется присутствовать при убийстве детей, безсильно опустив при этом руки, мерк свет. Эти три часа стали тремя часами в аду. Но не для тех шести женщин, которые пришли в этот день на аборт. Я попыталась поговорить с каждой в отдельности, пока все не спеша собирались у операционной. Протягиваю листовку «Не убий!» (о том, что такое аборт) православного центра «Жизнь». И снова, и снова натыкаюсь на холодные глаза: «Да я все это давно знаю!»; «А что теперь каждого рожать? Я все время «залетаю», меня тут уже и так прозвали — мать-героиня, ха-ха!»; «Да что вы! У меня двое детей, хватит! Зачем мне еще третий!»
Ни у одной — ни колебаний, ни сомнений. Уверенность в праве решать, жить или не жить ребенку. Еще все они полны этой жизнью. Еще все дети живы и надеются, что их мамы передумают. Но мамы не передумают.
Мне хочется, чтобы время в этот момент остановилось, однако оно неумолимо идет вперед. Нас заводят в «предбанник» операционной, где стоят койки для «больных». Постель было велено приносить с собой. Женщины аккуратно застилают кровати ослепительно белыми простынями, красивым цветным бельем, тщательно выглаженным. И сами они при параде: с прическами, накрашенными ресницами, яркой помадой на губах, на ногтях — розовый маникюр. У некоторых на шее золотые крестики. Переоделись в импортные ночные рубашки с кружевами. Видно, что готовились к событию: на людях надо выглядеть прилично.
Одна за другой эти нарядные женщины переступали порог операционной навстречу аборту. Сестра их наставляла:
— Тапочки сними перед порогом и дальше иди босиком. Если забудешь, снимай в любом месте по пути, назад не возвращайся — плохая примета.
Врачи подбадривали:
— Девочки, не волнуйтесь!
Такая теплая атмосфера. Дверь закрывалась. Минут через пять-семь возникал зловещий гул: работал вакуумный аппарат, которым отсасывали плод. А скоро в дверях появлялась и чуть бледная абортница, поддерживаемая под локоток сестрой. И вслед каждой из операционной летело: «Молодец, пятерка!»
Ну как? — спросил кто-то у плодовитой мамы.
Кайф! — воскликнула она, подходя к своей постели, и рассмеялась.
Другая радостно заявила:
Ой, девочки, мне сделали всего за пять минут! Ее тут же поддержали:
И я даже не заметила — так быстро! Завязался общий оживленный разговор:
— А что, бедноту, что ли, плодить? Вон они по улицам бегают, грязные, оборванные.
Но ни одна из этих женщин не выглядела бедной, скорее наоборот. У четырех из шести — мужья, у всех работа, достаток.
Скоро все «отличницы» сладко спали — полагалось часок отдохнуть. На вид такие красивые, такие нежные и мягкие — само воплощение женственности и материнства. Симпатичные женщины из городской толпы. Женщины-убийцы. Возникла неотвязная мысль: весь город полон женщин-убийц. Они спали, и им казалось, что все их проблемы закончились. Но никакие «приметы с тапочками» не спасут никого из них от медицинских осложнений, депрессии, разлада в семье и ночных кошмаров. Но все это будет потом.
Они спали. А мимо ходили туда-сюда беременные женщины. Молча глядя на абортниц и поджав губы, проходили через «предбанник» в противоположную операционной дверь налево. Там, как ни странно, расположился дневной стационар для женщин, сохраняющих беременность. Двенадцать коек, и все заняты. И столько усилий и медиков, и собственных, чтобы сохранить своего ребенка. В этой консультации все рядом: направо — убивают, налево — сохраняют. Свобода личности, выбирай: убить или сохранить. Приветствуется равно и то, и другое. Многие в один момент своей жизни выбирают дверь направо, в другой — налево.
Напоследок я поговорила с заведующей консультацией, она же врач, которая делает здесь аборты. И на все вопросы получила очень уверенные ответы.
По ее мнению то, что мини-аборты стали делаться в женских консультациях (в Самаре — с 1990 года), — великое благо. Быстро, удобно, мини-аборт дает меньше осложнений. «Жаль, что эта методика так долго не разрешалась Минздравом. Одно плохо: мы опять отстаем от Америки, где амбулаторно делается аборт до десяти недель. После аборта у нас женщин учат предохраняться, абортов стало меньше. Как хорошо, что женщина теперь сама может решать. Раньше аборты запрещали, сколько было судебных дел. А теперь девочка с пятнадцати лет может сама решить сделать аборт и имеет право не ставить в известность маму...»
— И вы сделаете ей аборт? — содрогнулась я.
— Сделаем, а куда деваться. Беда в том, что наше население неграмотно, не знает, как пользоваться контрацептивами. Нужно девочек учить с семилетнего возраста, — был категоричный ответ.
И только на один вопрос: «Куда вы деваете детей, которых извлекаете из женщин во время аборта?» — заведующая консультацией замешкалась с ответом и промолчала. Но я повторила вопрос и услышала недовольное: «Куда надо! Санэпидемстанция за этим следит!.. Все это делается правильно!»
Людмила Белкина
НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА
Наше поколение выросло без веры. Так, в глубине души чувствовали, что есть какая-то Сила, Которая движет жизнью на земле. Но веры не было. Я родилась в войну и жила как в основном все жили в мое время. Пока не пришло горе в мою семью.
Родили мы с мужем троих сыновей. Два старших сыночка женились, имеют свои семьи, но вот младшенькому Алёше не суждено было... Он был умница, в школе учился хорошо, весельчак, любимец всей детворы. Окончил 11 классов и первый из нашего села поступил в университет, на вечернее отделение биофака. Им гордились учителя, мы радовались за него.
Проучился год — и взяли его в армию. Это был 1994 год. В армии жестокая «дедовщина»: избили его осетины, такие же солдаты, как и он, и Алёша
трясением мозга и перебитой переносицей. Немного подлечили его и из госпиталя отпустили на пять дней домой. Когда он приехал, я своего любимого
попал в госпиталь с со-
сыночка не узнала: лицо изуродованное, и сам стал нервный. Погостил дома четыре дня, и уехал назад.
Отцу он сказал, а от меня скрыл (щадил меня), что его отправляют
в Чечню. Там он отслужил два месяца и в мае демобилизовался. Радости не было краев, что вернулся с войны целым и, как казалось внешне, невредимым. Отдыхал дома от всего пережитого.
Вскоре они поехали с ребятами в соседнее село, а на обратном пути попали в аварию, и мой сыночек разбился. Добавил своей бедной головушке еще перелом челюсти в пяти местах, лопнул череп и верхняя мозговая оболочка... Когда мы узнали о случившемся и приехали к нему в больницу, Алёшенька был неузнаваем. Голова раздулась, ни глаз, ни носа не видать; в одночасье ослеп. Лежал он — живой труп, даже не кричал, а лишь изредка стонал. Я взмолилась Богу: помоги ему, Господи, спаси, ведь он с войны вернулся, а тут дома так нелепо погибает. Молитв никаких я не знала...
Пролежали мы с ним в районной больнице две недели. Все кругом за деньги, а у нас и денег-то нет: что за тридцать лет насобирали на сберкнижку, давно уже обезценилось, всего нас лишили. Я ломала себе руки от безпомощности: сынок умирает; были бы деньги, спасли бы его!
Кое-как я выплакала, допросилась, чтобы Алёшу отправили в Самару, в областную больницу.
Но было поздно... Врачи в Самаре как глянули на него, на снимки, так и говорят: «Что же так поздно, почему не привезли его раньше?» Пообещали сделать все, что только в их силах, чтобы спасти сыну жизнь— и вернуть зрение. Нужна операция, причем срочная, — может, и удастся спасти... Оказалось, что еще после избиения в армии у Алёши остался в носу застарелый незаживающий свищ — чуть простынет, и вся инфекция из носа пойдет на мозги. Алёша говорит:
— Я не выдержу!
А врач обнадежил:
— Не знаю, сможем ли зрение вернуть, а жить ты будешь!
Целых десять часов, с 9 утра до 7 вечера, делали ему операцию. Все шло хорошо, температура и давление были в норме. А на девятый день после операции у него пошла опухоль от челюсти, поднялась температура, а за ней и давление. Утром он потерял сознание и стал биться. Я и еще одна женщина, Шура (она тоже с сыном лежала в палате) пытались удержать Алёшу — он крутился, как юла, на кровати. Сбежались медики, забрали его в реанимацию, а меня туда не допустили. Пролежал он там сутки — и скончался. Я сделалась как дурочка от этого горя! Алёшу любили все — и старые и малые, все сверстники были его друзьями. Провожали моего сыночка всем селом. Жалели: пережил войну, пришел домой — и так глупо умереть в двадцать лет...
Он еще лежал в морге, когда я первый раз пошла в церковь, в Самаре, чтобы купить на похороны все необходимое. Там мне подсказали, как заказать отпевание. И после этого на меня такое облегчение снизошло, не могу даже выразить своего тогдашнего состояния. Видимо, Господь Бог меня пожалел и дал мне силы похоронить сыночка, пережить эту утрату...
Наверное, не надо бы и рассказывать обо всем этом, ведь у Каждого свое горе, свои беды. Но я поняла, что смертью сына меня Бог наказал за аборты. За мои грехи забрал Он моего сыночка.
Когда я забеременела Алёшей, мы с мужем плохо жили — он пил, меня бил, и детям доставалось. Алёшенька был нам лишний. Я узнала о беременности поздно, врачи уже не взялись бы делать аборт (тогда они хотя бы сроков придерживались, не всех подряд убивали). И в отчаянии решила я сама сделать аборт. Но ничего у меня не получилось, ребенок остался жить. Подходит время рожать, я последние дни была в декрете. Мой муж подрался со своим родным братом, чуть не задушил его; я бросилась разнимать их — ив драке они меня помяли. Через час я родила Алёшку. Он был весь синий и не дышал, но врачи стали делать искусственное дыхание, и он ожил, закричал.
Вот так на свет появился мой нежданный, мой любимый сыночек. Мне его Господь оставил до двадцати лет — и забрал его, наказал за мои грехи. Это сейчас стали в газетах рассказывать, что ребенок как только зачался, уже живой. А тогда было такое мнение: пока не шевелится, он не живой, так — кусок мяса... Вот и старались убивать их, пока не шевелятся.
Когда Алёша умер, меня сразу как в голову ударило. Он лежал в гробу, а я навзрыд кричала:
— Прости меня, сыночек, я ведь тебя убила!
Господи, прости Ты меня за этот тяжкий грех! Я же тогда не думала, что придется так дорого заплатить за свои грехи!..
Сейчас я прозрела, потянулась к вере. Тяжело мне она дается, молитвы я запоминать не могу, за три года едва выучила Господню молитву и «Богородице Дево, радуйся...». Литературу куплю — читаю, а понимаю с трудом. Возьмусь молиться, и слезы заливают глаза, и я ничего не вижу. И прошу у Господа Бога нашего прощения за мои грехи своими словами и горькими слезами.
Прости меня, Господи, окаянную! Прости, сыночек мой Алёшенька!
Галина, Болъшечерниговский район Самарской области
БОГАТЫРЬ СТЁПУШКА
Хочу рассказать о чуде рождения моего младшего сына.
Замужем я второй раз, у меня есть сын от первого брака и у мужа в первом браке был сын. Общая у нас дочь Татьяна. Муж хотел наследника, и у меня было тайное желание родить ему сына. Но, тем не менее, согрешила: то время «неподходящее», то муж сильно заболел, — для греха всегда повод найдется. Сделала я один за другим два аборта. А когда настало «нужное» (по нашим мирским понятиям) время, — не смогла забеременеть. Муж вроде как с обидой на меня говорит: «Даже родить не можешь».
И стала я усиленно молиться: в ночь на Рождество просила у Бога, чтобы мне родить сына. И на Крещение опять молилась о том же. Потом легла спать и вижу сон: стою я и прошу у Бога сына, а на небе образовался круг и оттуда, как прожектор, луч света. И голос мне говорит очень строго:
— Я слышал твою просьбу и понял, теперь ты зайди в дом, а Я хочу поговорить с твоим мужем.
Мне было интересно, что ему скажут, но я зашла в дом — и сразу проснулась. У меня сильно билось сердце, это было настолько реально, что я еще долго не могла уснуть.
Прошло несколько недель, и мои чаяния, похоже, сбылись. Радуюсь: будет сыночек! А родилась дочь. Я опечалилась, говорю маме:
У Бога просила сына, а Он послал дочь. Мама ответила:
Бог знает, кого давать, так Ему угодно.
И вот в июне 1997 года я чувствую, что опять беременна. Что же делать? Младшенькой дочке всего четыре месяца, да и в мои тридцать пять лет не так-то просто рожать — с варикозом и давлением...
Мама мне напомнила:
— Ты сама просила сына! Если убьешь младенца, вдвойне согрешишь, не выполнишь обещание перед Богом.
А вдруг да опять будет девочка? У меня и так уже трое детей. Их-то растить нелегко. Отец, услышав о моих колебаниях, пристрожил:
— Даже и не вздумай делать аборт! Родится сын — и не сомневайся, да еще какой богатырь!
Но для меня настал месяц душевных мучений. Уже совсем было решилась — взяла направление на аборт. Вечером лежу на кровати, убаюкиваю дочь. Смотрю на икону Казанскую — она висит в углу. Окно выходит на запад, шторы закрыты. В комнате сумрак. Смотрю я на икону и мысленно с ней разговариваю: «Что мне делать, как быть?..» Всю сложившуюся ситуацию в мыслях перебираю.
И вдруг луч заходящего солнца пробился сквозь шторы и упал на икону. Да так, что внизу иконы словно бы загорелась лампада, живоиграющий огонек, и от него два луча — один прямо на Богородицу, другой на стоящего Младенца Иисуса Христа. И больше нигде никакого света.
Этот огонь горел 5-7 минут, потом исчез. Я несколько раз привставала, заглядывала — откуда же этот свет, но так и не увидела ничего. Это Божия Мать ответила так на все мои сомнения.
На другой день я, конечно же, не пошла на аборт. Беременность проходила легко. Один раз я сильно стукнулась животом, но все обошлось благополучно.
Многие говорили, что опять будет девочка. И на УЗИ подтвердили: похоже, что девочка. Но я надеялась, что Господь исполнит мою просьбу.
И — долгожданная радость! В феврале я родила сына, действительно богатыря — на 5 килограммов! Назвали Стёпушкой.
Когда он лежит на кроватке, — а в изголовье находится та самая Казанская икона Божией Матери, — он всегда поворачивает голову и смотрит на нее, улыбается и весело гулит. Божия Мать оберегает моего сына.
Валерия, Тюменская область
В ДУШЕ БЫЛА ТИХАЯ РАДОСТЬ
В газете «Благовест» я прочитала о молитвенном правиле за младенцев, загубленных во чреве. Прочитав, я решила с Божией помощью исполнить его в Великий пост.
Получила у священника благословение на выполнение этого молитвенного правила, и в эту же ночь вижу сон. Длинный темный коридор и огромная очередь стоящих в темноте. Во сне я знаю, что мы стоим ко Причастию. Себя не вижу, но чувствую, как в мою юбку ручонками крепко-крепко вцепился ребеночек (его я тоже не видела, но пыталась оторвать от юбки). И вот я заволновалась: чей ребенок?! Кричу, а мне никто не отвечает. Я говорю: «Я его обязательно подведу ко Причастию, вы только скажите, как его зовут. Имя, имя?..» — и так с этим криком и сокрушением проснулась. И долго этот сон не выходил из моего сердца.
С Божией помощью молитвенное правило я выполнила — и сразу после этого вижу другой сон. Все светло, светло, и я очень быстро еду в открытой машине и так нежно, но крепко-крепко держу на руках ребеночка! Его я не вижу, но чувствую, и в его ручках огромная игрушка — яркая, неземных красок... И так мне хорошо!.. Проснулась — и целый день в душе была какая-то тихая радость.
Покаяние в грехе детоубийства я приносила не раз и исполняла различные правила, что добрые люди подсказывали, но снов таких тогда не видела.
Елисавета, г. Самара
НРАВСТВЕННАЯ КАЗНЬ
Одна молоденькая женщина, готовясь к варварской операции, призналась мне, обливаясь слезами: «Как подумаю, что будут кромсать это маленькое существо, так холодею от ужаса».
Подобное чувство жалости или внутреннего раскаяния мне было незнакомо. Я шла на аборты с холодной решимостью. Гнусную мою душонку волновала только чисто физическая боль. А ее, по Божиему попущению, мне выпало за десятерых. После каждой операции состояние моего здоровья ухудшалось. В последний раз я шла на аборт уже с опухолью матки, и врач промучила меня на известном кресле 1 час 20 минут...
Опасные предраковые заболевания стали поражать мои детородные органы. Но самая страшная кара обрушилась на меня через нашего единственного ребенка, которого в течение 6 лет мучили непонятные припадки.
Что может оправдать детоубийство? Но у меня и вовсе никаких «особых» причин для прерывания беременностей не было. Бог дал мне все блага: любящего, добрейшего мужа (которого я в ту пору не очень и ценила), безбедное существование, хорошую работу, людей, готовых прийти на помощь, и многое другое. На этот преступный шаг толкала греховная, ветреная молодость, стремившаяся не обременять себя проблемами быта.
Задуматься о наказании Господнем мне, тогда убежденной атеистке, и в голову не приходило. Если же какой-нибудь верующий заводил со мной разговор о грехе, я с оттенком возмущения в голосе говорила: «А чего мне бояться? Я не убивала, не крала, не обижала!»
Господи, прости мне речи мои фарисейские! Ослепленная грехом, я не ведала обмана, выдавая свое внешне пристойное поведение за чистоту души.
Не буду описывать все обстоятельства и пути своего прозрения. Главную роль, как я понимаю, сыграли молитвы моей матери (помяни ее, Господи, во Царствии Твоем!). Когда дьявольский покров стал спадать с моей души, голос совести, вороша прошлое, обличал: «Убивала! Крала! Обижала! Обманывала!..» И не было конца этому мысленному списку грехов.
Поначалу я осознавала их и регистрировала холодным рассудком. Но однажды, когда я читала перед, причастием «Канон покаянный...», пришли обильные слезы и рыдания, рвущиеся из глубины души.
То же случилось и на исповеди. И теперь грех детоубийства стал представать в ужасающих картинах... По Божиему промыслу напоминание о моем кровавом преступлении приходит часто разными путями. Читаю газетную статью о маньяке, который у себя в гараже сдирал кожу с живых похищенных детей, — и, цепенея от ужаса, вижу себя соучастницей этого злодеяния. Нравственная казнь вторгается во все помыслы.
Теперь я не могу без волнения смотреть в чистые, лучезарные детские глаза. Однажды на автобусной остановке маленький мальчик долго и пристально разглядывал меня. Взгляд этот — выразительный, глубокий и как будто обличающий — вызвал целое смятение в моей душе. «Это мой судья!» — подумалось мне.
Мои «судьи» бегают вокруг, заливаясь звонким смехом, ползают на четвереньках, ковыляют на слабых ножках... И всех бы я их перецеловала теперь. Но они не мои дети. А мои, разрезанные на кусочки, сгнили на свалках без креста и имени.
Господи Милосердный! Прости мне грех сей смертный. Помилуй нас — всех матерей, которые по духовной слепоте и жестокости сердец продолжили кровавое дело царя Ирода.
Боже, милостив буди к чадам нашим, не познавшим материнской любви, а принявшим мученическую смерть от рук наших.
Приими, Господи, слезы покаяния рабы Твоей.
Елена, г. Тольятти
БЫЧЬЯ КРОВЬ
— В том-то и беда, что делала я аборты, — Лилия сокрушенно покачала головой, отодвинула пустую чашку. — Ведь и замужем — правда, тогда мы не были венчаны, — и квартира, и все условия. Единственная дочка... Что еще? Но только скажу мужу: «Я ведь беременна», — а он в ответ: «Ну и что? Иди, делай аборт» — «Ну может, оставим?..» — «Да зачем тебе это надо!»
Вот так мы и решали участь наших нерожденных деток. Не потому ли и в семье все так непросто. Молюсь о сохранении брака, а все только хуже идет...
Когда наконец-то я твердо решила: следующего обязательно рожу! — и мужа уговорила, — тут-то и оказалось, что от нашего желания мало что зависит. Не давал Господь детей чадоубийцам! Долгие пять лет пришлось молить Бога о даровании ребенка. И, может быть, Господь так и не откликнулся бы на мои молитвы, если бы мы не повенчались с мужем. Вскоре после венчания я забеременела.
И вот тут пришлось столкнуться с нежданными искушениями. Будто все ополчились на моего зачатого младенчика — как бы его извести.
На учет я встала уже на пятом месяце, чтобы сразу отсечь саму попытку уговоров на аборт. Но в женской консультации услышала:
— Да ты что — с ума сошла! До такого срока дотянула... Под сорок лет — в твоем возрасте рожать: знаешь какой это риск — может родиться урод!
— С какой стати? — я ведь тоже кое-что читала, не совсем уж глупенькая.— Насколько я слышала, риск этот — если он вообще еще есть — только для первородящих женщин. У меня вторые роды. Да сколько их, первородящих, рожают и постарше меня — и слава Богу, ничего. Так что не надо пугать меня — не боюсь.
Тогда медики стали убеждать меня лечь в больницу, в целях профилактики. И опять я отказалась: чувствую себя хорошо, анализы неплохие. Что мне делать в больнице?
Они свое: надо подкрепить здоровье. Знаю я их «подкрепить»... Но подумала все же, что витамины и впрямь можно бы поколоть, да ведь для этого не обязательно в стационаре лежать. Попросила выписать лекарства, я их сама куплю и буду ходить на уколы.
Купила, что было выписано. Пришла домой, открыла коробочку с ампулами и стала читать листовку-вкладыш. Читаю: препарат изготовлен на основе вытяжки из бычьей крови... Единственное противопоказание — беременность! Я — к врачу:
— Что же вы мне выписали! Читайте, тут написано, что при беременности это лекарство противопоказано!
Врач рукой замахала:
Это старая инструкция, нечего и читать ее. Недавно ассоциация гинекологов признала это лекарство совершенно безопасным для беременных.
Ну уж нет! Препарат импортный, и если зарубежная фирма-производитель признает, что лекарство может представлять угрозу для плода, значит, так оно и есть. Скорее уж фирмачи постарались бы скрыть эту опасность от пациентов, денег не пожалели бы, чтобы убрать эту строчку, да ведь не убрали — значит, угроза серьезная. И потом: бычья кровь... Это что же, в меня и моего ребенка звериную кровь вольют?
— Да мы это лекарство абсолютно всем женщинам назначаем — и ничего! Одна ты такая умная...
Умная или нет, а от этих уколов я отказалась. Были и другие искушения, и много, — ну, слава Богу, удалось и их как-то одолеть...
Мы сидели на кухне за давно остывшим чаем и говорили, говорили о детях — живых и убиенных, о том, как же все-таки можно хотя бы попытаться отмолить столь тяжкий грех. А за стеной мирно посапывал носиком маленький Иванушка. Мамина и папина кровинушка. Не бычья...
Ольга Ларькина
«А ЭТУ И ДВА СЕЛА НЕ ОТМОЛЯТ...»
В Самарской области многие помнят великую пред Господом молитвенницу и праведницу Пашу Давыдову (+ 10 февраля 1957 года). Жила она в селе Дмитриевка, в двенадцати километрах от Подъем-Михайловки, и часто приезжала к своей снохе Зое в село Большая Глушица. Многое было открыто тете Паше, сомолитвеннице и собеседнице Митрополита Мануила (Лемешевского) и протоиерея Иоанна Фомичева. При жизни не раз побывала она в раю; духовно прозревала посмертную участь как умерших, так и еще живых людей.
Про мамину свекровь тетя Паша говорила, что она в раю — и спаслась деторождением: всех своих деточек родила, — вспоминает живущая ныне в Самаре Алевтина Куликова. — В другой же раз тетя Паша говорит:
— А вот за эту два села будут молиться и не отмолят!
Мы к окну, смотрим — наша врач-гинеколог с мужем под ручку, он несет ее сумочку, — идут улыбаются...
НАША КРОВАВАЯ КНИГА
Если бы кто-то из живущих вздумал написать книгу обо всех убиенных младенцах, не хватило бы места на ее страницах — так много жертв приносим мы торжествующему врагу рода человеческого. Такая книга есть — на небесах, и все ее листы — как обнаженные раны, каждая строчка истекает кровью. Наша Кровавая книга...
Вот лишь несколько строчек — несколько историй. Что-то было со мной, что-то услышано от других.
|
